Рождественские святки

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

25 декабя/ 7 января

Святочный обряд в честь прихода Волхвов по случаю Рождества Иисуса Христа. Дети, парни и девушки ходили по дворам с рождественской звездой, славили Христа, поздравляли хозяев с праздником, собирали угощение и деньги.


Cлавление Христа (Христославление)


Cлавление Христа (Христославление) - святочный обряд, осмысляемый в традиционном сознании как приход волхвов по случаю Рождества Иисуса Христа. Соответственно славление Христа приурочивалось к первому дню Рождества, реже - ко второму. По большей части утром, но иногда и в течение всего дня, славильщики ходили по дворам и пели христославления.

Исполнителями обряда могли быть дети, парни и девушки, иногда взрослые мужчины, а также церковный причт. Славильщики группировались по возрасту и собирались по 5-6 человек, а иногда и больше - до 15-ти. Количество славильщиков зависело от качества главного атрибута шествия - рождественской звезды, символизирующей вифлеемскую звезду, осветившую Рождество Иисуса Христа и приведшую волхвов к месту его рождения. В изготовлении звезды участвовали все славильщики данной возрастной группы. Ее делали из палок, бумаги, слюды, оберток от конфет и проч. Обычно для основы звезды использовали обруч сита, внутри него пристраивали палочку с гнездом для свечи, которую зажигали во время шествия. Отверстие обруча и его верхнюю часть по кругу заклеивали промасленной разноцветной бумагой. На получившейся круглой поверхности рисовали или наклеивали на нее изображение на тему о рождении Иисуса Христа и поклонении волхвов; в Сибири популярным было изображение корабля, на котором стоял Илья Муромец, один или с товарищами. В последнем случае картинка соотносилась с сюжетом песни, исполняемой при ношении звезды (Илья Муромец с богатырями на Соколе-корабле побеждают турецкую силу-противника). К основе-обручу приделывали палки, на которые крепили конусообразные рожки - лучи звезды, - украшенные на концах бахромой из бумаги. Звезда утверждалась на палке-рукоятке. В некоторых местах звезду устраивали так, что от движения руками она делала постоянные обороты, при которых полые внутри рожки-лучи освещались зажженной свечой. Если звезда была большой, богато украшенной, то и ходить с нею могло большее количество славильщиков. Предварительно участники обряда могли выбрать мехоношу, собиравшего в каждом доме подарки хозяев.

Структура обряда была проста: пение христославлений и поздравлений с праздником и ответное благодарение славильщиков со стороны хозяев. Славильщики заходили в дом и исполняли сначала рождественскую молитву: "Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, в нем бо звездам служащии звездою учахуся, Тебе кланятися Солнцу правды и тебе ведети с высоты Востока: Господи, слава Тебе". Исполняли также тропари, кондаки празднику и народные тексты, в которых в сжатой форме отразились события Рождества Христова и Евангелия:

"Пречистая Дева Мария
Иисуса Христа породила,
В яслях положила.
Звезда ясно сияла,
Трем царям путь показала -
Три царя приходили,
Богу дары приносили,
На колени припадали,
Христа величали". (Максимов С.В., 1994, с.265-266).
Или:

"Славите, славите,
Сами люди знаете:
Христос родился,
Ирод возмутился,
Иуда удавился,
Мир возвеселился".(Можаровский А., 1903, с.60).
Те, кто не умел славить, как положено, пел так называемого "юльчика":
"Я маленький юльчик,
Сел на стульчик,
В трубочку играю,
Христа поздравляю.
Хозяин с хозяюшкой,
Поздравляю вас с праздничком,
С Христовым рождеством!
Подайте пятак,
Отцу на табак,
Матери на кофе,
Сестре на картофель".
(Обрядовая поэзия Пинежья, 1980, с.22).


Просьбы отблагодарить за славление в более поздних текстах почти полностью вытеснили основное содержание песен-слав:

"Славите, славите,
Сами, люди, знаете.
Я славить не умею,
Просить много не смею.
Отпирайте сундучок,
Вынимайте пятачок,
Мне, Ивану, на чаек!" (Можаровский А., 1903, с.60).


В некоторых текстах слав очевидно влияние колядок на уровне формул и мотивов. Так, например, формулы требования не скупиться на вознаграждение явно заимствованы из этого жанра:
"Хозяин с хозяюшкой, с праздничком!
С Христовым рождеством!
Не давай ломком, подавай целком,
Шаньга да копытце не ломается,
Серебряна копейка накидается,
Стопка вина подавается!".
(Обрядовая поэзия Пинежья, 1980, с.22).


К жанру колядок также восходит мотив восхваления хозяев и их корения, если славильщики были почему-либо не удовлетворены:

"Славитё, славитё,
Сами про то знаетё:
Я по булочку пришел,
По калачичек пришел,
И по шанешку пришел.
Хозяин во дому,
Как Адам во раю;
А хозяйка во дому,
Што аладья во меду.
Хозяину и хозяйке, не пустившим в избу "славельшиков", поют:
Не крешшона изба (до 3 раз).
Хозяин во дому,
Што дьявол во аду;
Хозяйки во дому, -
Головня бы ей в д…у". (Макаренко А.А., 1993, с.89).


Однако, как правило, христославов принимали ласково и радушно. Младшего из них в некоторых местных традициях усаживали на вывороченную мехом наружу шубу в переднем углу: делалось это для того, чтобы куры были спокойны на насесте и выводили больше цыплят.

Славильщиков одаривали пирогами, шаньгами, ржаными козулями, калачами (ржаными и крупитчатыми, то есть из лучшей пшеничной муки: белой и самого тонкого помола), витушками (архаичное обрядовое печенье в виде спирали) и пряниками, баранками, а также мукой и деньгами. Последних давали по копейке-по две, а кто побогаче - и по пятаку. Тем, кто кроме слав Христу пел еще и виноградья (песни-славы хозяевам), выделяли и по 50 копеек, и по рублю. То, что подавали славильщикам, называлось христославным. Помимо продуктов, оно у некоторых партий славильщиков достигало до четырех рублей серебром за один день. В Сибири выславленные деньги могли составлять до сорока рублей и больше.

Христославное делили между собой: тому, кто больше других участвовал в изготовлении звезды, лучшим запевалам и мехоноше выделяли больший пай. Продукты в некоторых случаях продавали, а на деньги покупали вино, орехи и проч. Славление было своего рода способом заработать деньги, на которые гуляли все праздники; на те же выславленные деньги было принято снимать избу для святочных игрищ.

Славлением назывался также праздничный обход церковного причта по домам. Церковнослужители ходили с рождественским фонарем, который использовали и во время крестного хода в ночь на Рождество Христово. Так же, как и звезда мирян, рождественский фонарь символизировал собой вифлеемскую звезду. Причт тоже читал в каждом доме молитвы и песнопения, соответствующие празднику; хозяева же угощали церковнослужителей за столом и одаривали натуральными продуктами.

В Южной Руси славлением на Рождество Христово занимались школьники и семинаристы. В начале ХVII в. этот обряд сопровождался вертепным представлением в тех местностях, где вертеп получил распространение.

Посредническая функция славильщиков, возвещающих о приходе праздника и восхваляющих его, обусловливала то, что их самих вовлекали, а предметы, которыми они владели, использовали в гаданиях. Так, чтобы узнать имя жениха, девушки спрашивали его у первого вошедшего славильщика. Стружки для гадания по дыму (в какую сторону дым от стружек, туда и гадающая выйдет замуж) девушки потихоньку нарезали из дуги у славильщиков. Специально для гаданий у славильщиков же воровали по несколько горстей овса, которым обсыпали кольца (см. Святочные гадания), или использовали его в гадании на сон: овес сыпали у порога и под кровать, чтобы во сне суженый пришел собирать его со своей семьей.

Близкое по форме посеванию и колядованию, славление Христа в некоторых местных традициях включало элементы этих обрядов: разбрасывание зерен, исполнение песен колядного типа.

Сочельник


Сочельник (сочевник) - народное название кануна праздников Рождества Христова и Крещения / Богоявления. Слово "сочельник" восходит к словам "сочиво" и "сочень", которые в свою очередь произошли от "сок". Сочивом у русских называли сок, или молоко, из семян, а также кушанье, состоящее из зерен, то есть кашу. Такую постную кашу ели в рождественский и крещенский сочельники. Сочнями же назывался вид лепешек на конопляном масле, а также сдобные выпечные изделия с начинкой сверху (шаньги, ватрушки) или без нее (пряженики). Постные и пресные сочни изготавливали к Рождеству, поэтому название "сочельник" относится прежде всего к кануну Рождества Христова.

Сочни или тесто для них нередко использовались девушками для святочных гаданий, в ночь на Рождество или в день самого праздника: с сочнем спрашивали имя суженого на улице; в проделанные в тесте дырочки смотрели через подворотню на проходящих и по внешнему виду первого встречного судили о будущем.

В сочельники, рождественский и крещенский, обычно готовились к празднику: с особенной тщательностью мыли в доме полы, стены и потолок; аккуратно все прибирали, обтирали от пыли иконы и украшали красный угол. В эти дни обязательно соблюдали строгий пост, то есть полностью отказывались от пищи до момента обрядовой трапезы в полночь. Неотъемлемой частью сочельников являлись домашние моления, а также посещение служб в церкви (см. также Рождество Христово, Крещение).

Святки, дни поминовения усопших


Ритуальная каша из цельных зерен, ягод и меда. Готовилась в канун святочных праздников: Рождество, Новый год, Крещение, дни общего поминовения усопших (родительские дни). Обрядовое значение кутьи обусловлено символикой трех ее составляющих ингредиентов.

Кутья


Кутья - ритуальная пища, являющаяся обязательным блюдом трапез в кануны святочных праздников: Рождества, Нового года, Крещенья, - а также в дни общего поминовения мертвых, или родительские дни: Масленичная суббота, Радуница, Троицкая суббота и Дмитриев день. Кутья представляет собой род каши, особенностью которой является использование цельных зерен и ягод, а также меда, придающего блюду сладкий вкус.

Значение кутьи как обрядовой пищи обусловлено символикой составляющих ее ингредиентов. Так, зерно (чаще всего пшеница, а также ячмень, пшено; в городской среде рис; в Вологодской губ. к пшенице добавляли горох) в традиционной культуре является символом жизни и плодородия, так как оно и надолго сохраняет, и вновь воссоздает жизнь, и умножает ее. На примере брошенного в землю зерна наиболее ярко очевиден свойственный традиционной культуре мотив возрождения через смерть, нашедший место и в загадке о хлебном зерне:

"Покойник, покойник
Умер во вторник,
Пришел поп кадить,
А он в окошко глядит"

(Пословицы, поговорки, загадки, 1961, № 386, с.211).

Реальная жизнь зерна в рамках календарного года (семя - растение - семя ) является одним из витков вечного кругооборота жизни. Кроме того, из одного семени вырастает колос со множеством зерен, что объясняет использование в обрядовой практике зерна как объекта, обладающего продуцирующей силой.

Добавляемые в кутью ягоды (изюм; сушеная черемуха в Сибири) являются тем же семенем, облеченным плодом и, соответственно, имеют то же символическое значение, что и зерно.

Третьим компонентом кутьи был мед, или сыта (разварной мед на воде). В Сибири мед заменяли хлебным суслом - сладковатым наваром на муке и солоде (солод - пророщенное, засушенное и крупно смолотое хлебное зерно; является основой для варения пива). В Вологодской губ., если не было меда, то в кутью добавляли сок конопляного семени.

Символическое значение меда связано с образом пчелы, его производительницы. Народное отношение к пчеле как к священному существу объясняется представлениями о ее идеальности по самым разным параметрам. Одно из наиболее распространенных народных определений пчелы - "Пчела Божья угодница", так как доставляет воск на свечи. Представление о пчеле как высоком (божественном) существе нашло отражение в поверье, что она жалит только грешника. В мифопоэтических представлениях образ пчелы связывается с женским началом, но его исключительность подчеркивается, например, в загадках отличием от какого бы то ни было социовозрастного статуса женщины при полной реализации всех жизненных женских задач и работ: "Ни девка, ни вдова, ни замужняя жена: детей водит, людей питает, дары Богу приносит" (Даль В.И., 1996, т.3, с.546). В этом же ключе в загадке подчеркивается безгрешность, непорочность пчелы: "Ни солдатка, ни вдова, ни замужняя жена: много деток уродила, Богу угодила"(Даль В.И., 1996, т.3, с.546). Близость пчелы к Богу через социовозрастные статусы "чернички" (старой девы) и "старухи", также отмеченные признаком непорочности, и созидательное начало пчелы отразились в загадках: "В тесной избушке ткут холсты старушки" и "Сидят чернички в темной темничке, вяжут вязеночки, без иглы, без ниточки" (Даль В.И., 1996, т.3, с.546). Идеальность работы пчелы раскрывается и через мотив необычности ее труда ("без иглы, без ниточки"; ср. также: "Сидит девица в темной темнице, вяжет узор, ни петлей, ни узлом"(пчела) - Даль В.И., 1996, т.3, с.456), и через мотив избыточности труда пчелы ("И на себя, и на людей, и на Бога (церковь) трудится" - Даль В.И., 1996, т.3, с.545-546), и через определяющий предыдущие мотив знания-мудрости пчелы ("Одной пчеле Бог науку открыл" - Даль В.И., 1996, т.3, с.546). Последний мотив, несомненно, высокой степенью "организованности" пчел и создаваемых ими меда и сот. Структура пчелиных сот, по народным представлениям, характеризуется тем, что окружности их ячеек при пересечении образуют подобие креста, в отличие от сот водяного, которые последний опускает в улей пчеловода, принесшего ему жертву. В таких сотах ячейки, расположенные одна за другой, образуют общую трубку. Противопоставление пчелиных сот и сот водяного еще раз отсылает к мотиву причастности пчелы к Богу. Существенными являются также мифопоэтические представления об "иностороннем" происхождении пчелы: из заморской стороны - из земли Египетской, из горы, из пещеры в стране "идольской" или, наоборот, райской. У русских широко распространена также легенда о происхождении пчел из мертвой лошади, брошенной в воду. В свете отмеченной выше универсальной для традиционной культуры идеи вечного кругооборота жизни представляется существенным мотив возникновения пчелы из тела мертвого животного или из "иного" мира (гора, пещера, райская или "идольская" страна). Показательно в этом же плане, что "в раннехристианском искусстве катакомб пчела символизировала восставшего из смерти Христа, бессмертие" (МНМ, 1992, т.2, с.355). Все эти многочисленные представления о пчеле (исключительность, божественность, непорочность, созидательность, мудрость образа, то есть, в конечном счете, - идеальность) обусловливают и соответствующее символическое значение меда как обрядовой пищи: и в чистом виде, и в составе ритуальных блюд (хмельных напитков, пирогов, пряников и проч.), в том числе и в кутье.

Таким образом, символика всех составляющих кутьи - зерна, ягод, меда - и, соответственно, ее самой сводится к идее постоянного возрождения жизни через смерть. Ритуальное вкушение подобной пищи приобщало и человека к этому процессу вечного кругооборота жизни. Поэтому кутья входила в состав блюд основных "пограничных" временных вех святочного периода, открывающего новый календарный круг, а также использовалась в "переходных" обрядах жизненного цикла человека (родины, свадьба, похороны). Особо закрепившееся в традиции и сохраняемое до сих пор приготовление кутьи к поминальному столу (кутью, наряду с другими блюдами, приносили также на могилы родных в Радуницу) свидетельствует об актуальности вкушения жизнеутверждающей пищи именно для мертвых. С другой стороны, обязательность кутьи для святочных трапез указывает на то, что Святки были временем поминовения умерших, то есть временем включения их вновь, как и всего в природе, в вечный круговорот жизни. Для поддержания своих предков в этом движении часть пищи и поминального, и святочного стола специально оставлялась для них.

Во время праздничной трапезы кутья занимала почетное место на столе, покрытом белой скатертью. В некоторых местах в рождественский сочельник горшок с кутьей ставили в красный угол вместе с не обмолоченным снопом ржи. Часть оставшейся после ужина кутьи дети разносили по домам бедняков, а часть вместе с другими недоеденными блюдами до утра сохраняли на столе для душ покойных.

По кутье гадали о будущем годе: если только что приготовленная каша вылезала из горшка, если горшок с нею треснул в печи, если кутья оказывалась белой и мелкой, это считали предзнаменованием беды в доме. Если же горшок был полон, а кутья во время приготовления покраснела, то в семье ждали удачи и счастья. Во Владимирской губ. девушки, чтобы узнать имя "суженого-ряженого", в крещенский сочельник выходили на улицу с ложкой кутьи под фартуком и спрашивали имя первого прохожего. В Ярославской губ. с помощью кутьи узнавали о деловых качествах будущего жениха: готовую кутью ставили на колодец и смотрели, кто прилетит ее клевать; если ворон - то жених будет непутевый, а если сорока - то проворный.

Кутья была настолько важным обрядовым блюдом, что дала название святочным трапезам: первую, рождественскую, в южнорусских губерниях называли "постной" или "богатой" кутьей; вторую, в Васильев вечер, - "богатой" в южнорусских и "жирной" в северо-западных губерниях"; третью, в крещенский сочельник, - "голодной" кутьей. В Новгородской и Псковской губерниях рождественский сочельник назывался "кутейником".

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

Магический святочный обряд, который совершался в рождественский Сочельник, утром в Рождество, в день наступления Нового года или накануне Крещения. Ватаги молодежи ходили по дворам, поздравляли и славили хозяев, требовали и получали дары, а в случях отказа - следовали угрозы, сулившие большие неприятности в семье и хозяйстве.



Колядование


Колядование ("козла петь", "кликать луг", "кликать авсень", таусенькать) - один из магических святочных обрядов обходного характера (см. также Посевание, Ряженье, Славление Христа), который совершался в рождественский сочельник, рано утром в Рождество или в день наступления Нового года, реже - накануне Крещенья, - то есть в моменты, осмысляемые в народном сознании как рубежные, переходные от старого времени к новому.

Собравшись в назначенное время, группа колядовщиков выбирала мехоношу (несущего мешок) и направлялась к краю деревни. У первого дома обходчики останавливались под окном и кричали: "Хозяин с хозяюшкой, можно ли коляду покликать?". Получив разрешение, колядовщики начинали поздравительную песню, в которой крестьянский дом назывался теремом, а хозяин с хозяйкой и детьми сравнивались с месяцем, солнцем и частыми звездочками. Закончив величание, колядовщики требовали угощения, и благодарные за поздравление хозяева подавали обходчикам в окно разную снедь со стола и заранее приготовленные печенья и пироги. В ответ на обильные дары колядовщики исполняли песню, в которой желали домочадцам и хорошего урожая, и приплода скота, и благополучия в хозяйстве в новом году, после чего отправлялись к другой избе, затем - к третьей, четвертой и так далее. Обойдя все дома деревни, колядовщики собирались в избе, выкупленной молодежью для святочных игрищ, и начинали дележ подарков. Из части продуктов обходчики готовили еду и угощались все вместе. Незаметно приближалось время игрища, и совместная трапеза с шутками и всеобщим весельем плавно переходила в посиделку.

Свое название обряд колядования получил от слова "коляда", в различных огласовках известное всем славянским и некоторым другим европейским народам. Оно, в свою очередь, восходит к латинскому слову "calare", означающему "выкликать": в Древнем Риме существовал обычай выкликания главным жрецом первого дня каждого нового лунного месяца; здесь же "календами" назывались первые десять дней каждого месяца. Со словом "календы" связано также происхождение слова "календарь". Другие названия обряда связаны либо с припевом ("таусенькать" - от "таусень" так же, как "колядовать" от "коляда"), либо с тем или иным образом (луг [плуг], козел), упоминаемом в песне, исполняемой колядовщиками.

Участниками обряда колядования являлись группы от трех до семи-десяти человек, иногда - больше: в Енисейской губ. - до тридцати, а в некоторых местах Вологодской и Вятской губерний - до ста человек. Половозрастной состав группы мог быть разным: только девушки или только парни, реже - смешанные группы, дети. Как правило, в каждую группу собирались индивиды одной возрастной категории: дети образовывали один коллектив, подростки - другой, достигшие совершеннолетия - третий. Это обусловливалось наличием в традиционной культуре у каждого возраста своей собственной компании для проведения свободного или праздничного времени, а также для участия в тех или иных занятиях. В Московской губ. колядовать могли дети (мальчики) по одному. На Русском Севере и в Сибири святочный обход с исполнением величально-поздравительных песен (виноградий), а также духовных стихов, производили группы мужчин: на Пинеге - пожилые; в Поморье, Холмогорском районе - старики; на Мезени, в Вятской и Енисейской губерниях - взрослые мужчины; в Олонецкой губ. - "матерые".

В группе колядовщиков выделялись запевала и "мехоноша" (или "мехоноска"); последний выбирался коллективом, в его функции входило носить мешок (ведро, лукошко, горшок или подобные емкости) для собирания даров, подносимых участникам обряда, и распоряжаться дележом сбора. В Сибири колядовщики могли носить с собой звезду, как при Славлении Христа.

Обряд колядования имел четкую, закрепившуюся в традиции структуру, во многом совпадавшую с рядом черт других ритуальных акций обходного характера.

Подойдя к дому, колядовщики, если это было принято в местной традиции, спрашивали позволение поздравить хозяев и, получив согласие, приступали к пению. После исполнения величально-поздравительной песни колядовщики требовали угощения, и хозяева выносили им дары. В ответ следовали формулы благодарения и пожелания добра в новом году, и участники обряда отправлялись к другому дому.

Так обряд выглядел там, где было распространено колядование обобщенного типа, при котором поздравление колядовщиков адресовалось всей семье в целом. В этом случае колядующие, как правило, не входили в дом, а пели песню прямо под окнами. Такой вариант обряда представляется наиболее архаичным. Развившимся из обобщенного и более развернутым являлся дифференцированный тип колядования: обряд начинался под окном, затем перемещался в дом, а величальные песни исполнялись для каждого члена семьи; колядовщиков же могли угостить прямо в доме и даже усадить за стол.

Наиболее устойчивые названия колядных песен - "коляда" или "колядка" - общеславянские, "овсень" или "таусень" и "виноградье" - русские, - получены ими по постоянным припевам или рефренным восклицаниям, повторяющимся после каждой строки ("Коляда! Коляда!", "Овсень!", "Виноградье красно-зеленое!"). Если колядки, исполняемые в России повсеместно, могли сосуществовать на одной территории с овсенями и виноградьями, то два последних вида песен практически никогда не бытовали в рамках одной местности.

Ответом на величание, выраженное в колядке (овсене, виноградье), было одаривание обходчиков. Оно являлось обязательным элементом обряда, так как именно от него зависела судьба крестьянина на будущий год. Это связано с традиционными представлениями о клядовщиках как представителях "чужого", "иного" мира, обладающих магической силой; по мнению Л.Н. Виноградовой, участники обряда инсценировали приход душ умерших (Виноградова Л.Н., 1982, с.148). Вера в магическую силу колядующих реализовалась в действиях следующего рода: "первому вошедшему с колядой мальчику хозяйка давала горсть льна, для того чтобы лен в этом году был хорош. Второго вошедшего мальчика сажают в красном углу на шубу, вывернутую вверх шерстью, чтобы овцы были мохнатые и всего в хозяйстве было бы вдоволь" (Зернова А.Б., 1932, с.17). Однако магическая сила "чужаков", "пришельцев" по отношению к крестьянину могла обернуться как своей положительной, созидательной стороной - при правильной реакции на появление колядовщиков (приветливость, щедрость в одаривании), так и отрицательной, разрушительной - при несоблюдении принятых в традиции норм поведения (оставление поздравления без ответа, скупость). В этом плане акция колядования представляет собой одну из обрядовых форм равноправного контакта, диалога и обмена между "мирами" человека (социума, культуры) и природы. Отсюда традиционная оценка категоричности требования даров колядовщиками как чего-то должного и закономерного.

О восприятии колядовщиков в народном сознании как представителей "чужого" мира свидетельствует их "пространственное закрепление" вне дома ("своего" пространства) в более архаичном (обобщенном) типе обряда. Обходчики не заходили в дом; в Новгородской губ. существовало представление о том, что коляда в дом не ходит, она остается под окнами, а приглашать ее в дом нельзя. Соответственно, колядовщики стояли под окном и дары получали тоже через окно. В текстах колядок сохранились названия окон, через которые подавали угощение: "заднее" - окно, служащее для выпускания дыма в курных избах и находящееся в углу у самого пола; "волоковое" - окно с "волоком" (задвижкой в виде ставня), выполняющее ту же функцию, что и "заднее" окно, а также для подачи милостыни и спрашивании, кто пришел в дом; "суднее" - волоковое или простое окно против устья печи над "судной" (посудной) лавкой; "печное". Все эти типы окон, очевидно соотносящиеся с печью, равно как и некоторые другие пространственные ориентиры внутри избы (дверь, люк в подпол, печные задвижки и заслонки, окна, порог) осмыслялись в традиционном сознании как границы между "своим" и "внешним" мирами; открывание этих "границ" в обрядовой ситуации делало возможным осуществление контакта противостоящих "миров".

При отказе одарить обходчиков или при проявлении хозяевами жадности неизбежно следовали формулы-угрозы, содержащие самые неприятные для крестьянина пожелания: от неурожая и увода скотины со двора до смерти в новом году. Представления об опасности и разрушительной силе колядовщиков как представителей "иного" мира могли реализоваться не только на словесном уровне; являвшиеся расплатой за плохой прием, угрозы нередко переходили в конкретные бесчинства, совершаемые группами мужской молодежи (см. Святки) и наносящие значительный урон в хозяйстве. Неприятности такого рода не сулили ничего хорошего в течение всего года, так как, по традиционным представлениям, переходный период от старого года к новому определял судьбу на весь следующий годовой цикл.

Напротив, в случае правильного поведения хозяев и полного удовлетворения дарами колядующих, последние произносили слова-благопожелания, которые, по народным представлениям, обладали магической силой и выступали своего рода гарантом благополучия во всех областях крестьянской жизни. Основным было пожелание хорошего урожая, приплода скота, здоровья всех домочадцев, а также - скорой свадьбы взрослым детям хозяина и рождения детей молодоженам.

Считалось, что степень благополучия семьи в новом году напрямую зависела от щедрости хозяев и, следовательно, от обильности даров, подносимых обходчикам. Крестьяне Московской губ. считали, что если хозяйка не подаст колядующим, то в хозяйстве в новом году не будет проку.

Наиболее распространенными дарами для колядовщиков повсеместно были мучные изделия: специальные обрядовые печенья в виде коней, коров и птиц ("калёдушки" в Московской губ., "овсеньки" - в Рязанской; "козули" - во многих местностях), круглые пресные лепешки (саратовские "колядашки", владимирские "колёдки") и блины, сдобные "кокурки" и "каракульки" в Новгородской и Владимирской губерниях, а также ватрушки, пироги - везде у русских. Помимо выпечных изделий обходчиков одаривали зерном, крупой, мукой, маслом, сметаной, яйцами, пивом, чаем, сахаром, деньгами. В Поволжье и южнорусских губерниях было принято благодарить "свиными ножками" (окороками), "кишкaми" (колбасами, начиненными гречневой кашей, нередко - с добавлением рубленой говядины), кусками вареного мяса или ветчины. В Вятской губ. из дома, в котором жила девушка на выданье - невеста, колядующим обязательно подавали свиную ногу и пирог с мясом.

Полученные от колядования деньги и продукты использовались на общие нужды коллектива обходчиков. Так, в деревнях Архангельского р-на, местами в Поморье и Обонежье в начале ХХ в. девушки ходили "славить" и петь виноградье, чтобы оплатить избу для святочных игрищ. Изба стоила от 30 до 60 р., поэтому девушки накануне Рождества ходили и по своей, и по соседним деревням, чтобы получить побольше денег. Вырученные деньги они отдавали хозяйке или хозяину избы, а калачи делили между собой. На второй день Рождества девушки пели виноградья уже только в своей деревне, а дележ калачей и рождественских козуль незаметно переходил в посиделку. Во Владимирской губ. из полученных в дар натуральных продуктов колядовщики в день Нового года стряпали себе кушанья и устраивали общую трапезу.

Местами в Вологодской губернии во время колядования, устраивавшегося детьми под Новый год, просили подать не угощение, а лучину, которую затем сжигали посреди деревни. В таком случае при обходе пели:

"/…/ Дайте лучинки
На Новый год,
Старым посидеть,
Малым поиграть,
Потешиться,
Поорешиться!
Кто не даст лучинки -
Тому сосновый гроб!"

(Морозов И.А., Слепцова И.С., 1993, с.19).


В Кадниковском у. Вологодской губ. мальчишки 7-10 лет собирали лучину для освещения помещения, в котором проводились святочные игрища.

В конце ХIХ - начале ХХ вв. колядование постепенно утрачивало значение магического обряда, превращаясь в святочное развлечение. Этот процесс отразился прежде всего на содержании колядок, сопровождавших действо: они нередко сокращались до одной лишь просьбы одарить. При колядовании, становящемся по большей части забавой детей, стали использоваться песни из детского репертуара, не имеющие ничего общего с величаниями и пожеланиями заклинательного характера, свойственного колядным песням.

Более долгая "обрядовая жизнь" оказалась у виноградий и овсеней более позднего, дифференцированного, типа колядования, предназначавшихся для величания отдельных половозрастных групп, особенно для достигших совершеннолетия девушек и парней. В некоторых местах на Русском Севере девушек в Святки специально приглашали "припевать невест" виноградьем, и в богатых домах их хорошо одаривали. В подобных случаях колядование становилось своего рода смотринами невест. Так, в Поволжье и в районе Мурома овсень исполняли девушки-"невесты". Они, набелившись и нарумянившись, надев лучшие наряды, обходили дома "женихов" и исполняли им величальные песни, после чего хозяева усаживали девушек за стол и вместе с "женихом" угощали их вином, высматривая себе невесту. Такой обычай в этих местностях существовал вплоть до начала ХХ в.

Магический обходной обряд для обеспечения урожая хлебов в новом году. Производился в первый день Рождества или в Новый год.


Посевание


Посевание - обходный магический обряд, направленный на обеспечение урожая в новом году. Посевание производилось в дни, осмысляемые в сознании крестьян как начало нового этапа в хозяйственной деятельности, то есть в первый день Рождества или в Новый год. В этом плане обряд посевания примыкает к другим ритуалам святочного периода (колядование, гадания и др.), освященным идеей магии первого дня: приуроченность действий к конкретному времени (первому дню, началу цикла) являлась одним из важнейших условий, обеспечивающих действенность данной акции по отношению к будущим результатам, в случае посевания - урожай хлебов.

Обряд посевания совершался в каждом крестьянском доме: посевальщики поутру обходили все избы и разбрасывали зерна разных культур.

Исполнителями обряда были в основном дети, по большей части мальчики., что, возможно, связано с закреплением в традиции функции сеятеля за представителями мужского пола. В южнорусских губерниях в роли посевальщика выступал деревенский пастух. Показательно, что в обоих случаях при посевании семена возвращались к крестьянину через посредников (детей, пастуха), которые сами не участвовали в процессе их выращивания: так, дети, вероятно, брали зерно у взрослых, а пастух получал его за свою работу в конце сезона пастьбы.

Семена приносили в дом в рукавицах (дети) или в мешке (пастух) и "сеяли" (бросали) в красный угол, либо пастух-посевальщик, не переступая порога, обращался к хозяйке: "Держи подол!", - и хозяйка подставляла фартук или подол, куда из-за порога бросались три горсти зерен из мешка. То, что посевальщик не переступал порог, еще раз подчеркивает его посредническую миссию: в символическом плане податель семян и, следовательно, будущего урожая являлся представителем "чужого", "иного" мира, тогда как в обыденной жизни пастух, известный всем деревенским жителям, ежегодно обращавшимся к его услугам, мог спокойно заходить в избу.

Бросание семян в обряде посевания сопровождалось словами или песнями, содержанием которых являлось описание действия сеяния, поздравление хозяев с Новым годом и требование вознаграждения за совершение обряда:

Сею, рассеваю
Овсом, рожью,
Милостей божью!
На крутой творожок
Пастуху пирожок!"

(Солодовников Д.Д., 1916, с.102).


В некоторых песнях посевальщиков в заговорно-императивной форме высказывалось пожелание урожая различных зерновых культур:

"Сею, вею, посеваю,
С Новым годом поздравляю.
На новый год, на ново счастье
Уродись, пшеничка,
Горох, чечевичка!
На поле - копнами,
На столе - пирогами!
С Новым годом,
С новым счастьем, хозяин, хозяюшка!"

(Обрядовая поэзия, 1989, № 66, с.88). (Обрядовая поэзия, 1989, № 66, с.88).



Иногда в песнях обряда посевания упоминаются св. Василий, день памяти которого приходился на 1 января (то есть на Новый год), и Господь, выступающие в роли посевальщиков:

"Василия дома нету.
Бог его знает,
Где он гуляет.
Он ходит с плужком,
Сам господь с мешком.
Ручка золотая,
Сама подсевает.
Куда ручка брыкнёт,
Туда зернышко падёт.
С Новым годом, с новым счастьем!
Пшеничка большая расти!"

(Русское народное творчество в Башкирии, 1957, с.141).


Обязательным элементом обряда было одаривание посевальщика пирогом или чем-либо другим. Если посевальщик замечал нежелание хозяйки отблагодарить его, то предупреждал ее :

"А не дашь пирога - я корову за рога!" (Солодовников Д.Д., 1916, с.102).

Зерна, полученные во время обряда посевания, берегли и сохраняли до посева как обладающие продуцирующей силой и обеспечивающие хороший урожай.

Обряд посевания являлся, без сомнения, земледельческим, и в то же время он был направлен на обретение благополучия в доме крестьянина в самом широком смысле, на что указывают тексты типа:

"Сею-вею, посеваю,
С Новым годом поздравляю!
Со скотом, с животом,
С малым детушкам!"

(Макаренко А.А., 1913, с.47).


В этом плане обряд посевания типологически близок обряду обсыпания зерном молодых во время свадьбы.

Тип величально-поздравительных песен во время колядования в период зимних Святок.


Виноградье


Виноградье - один из типов величально-поздравительных песен (два других - колядка, овсень) магического характера; исполнялось во время святочного обходного обряда колядования. Свое название этот тип песен получил по рефрену, повторяющемуся после каждой строки "Виноградие красно-зеленое!". Образ винограда в традиционной русской культуре связан с представлениями о богатстве, любви и благополучии. В восточнославянском песенном фольклоре он является символом новобрачных. В Поморье и еще в некоторых местах на Русском Севере один из сюжетов виноградий имеет припев "Из-за Дунай", "А Здунай мой, Здунай!".

В отличие от колядок и овсеней виноградья могли исполняться в течение всего периода Святок, а не в один, два или три дня, закрепленных в традиции за обрядом колядования.

Виноградья были известны в Сибири и на Дальнем Востоке, в ряде районов Волго-Оксеого бассейна и Поволжья, в Псковской, Курской и Сумской областях. Две последние "считаются зоной первоначального формирования русских виноградий. Рефрен с упоминанием "вина-винограда" позволяет соотнести виноградья с аналогичными украинско-белорусскими колядками и волочебными песнями, имеющими подобные припевы: "Да віно ж мае зеляно!", "Коляда, коляда! Виноградная, красная, зеленая!" и т.п." (Славянские древности, 1995, с. 377). Но наиболее распространены были виноградья на Русском Севере, где они развились в длинные хоровые песни, исполняемые в торжественном тоне и имеющие подробно разработанные сюжеты.

Основными исполнителями виноградий были девичьи группы, но не только; от половозрастного состава обходчиков зависело то, в каком месте совершалось пение величаний. Так женские и девичьи группы исполняли виноградья в доме: на Русском Севере - в избе; в районе Мурома и в Поволжье - в сенях и в избе; на Колыме - во дворе и в избе. Смешанные группы девушек и парней в Сумской и Псковской областях пели перед домом. Мужские коллективы на Русском Севере и в Сибири - перед домом, иногда по просьбе хозяев продолжали петь в избе.

Виноградья относятся к дифференцированному типу святочных обходных песен, то есть адресованных отдельным членам крестьянской семьи. Они делятся на величания для холостых и женатых. Внутри первой группы различаются виноградья "девьи" и парням, а внутри второй - женатым семейным и женатым бездетным (молодоженам).

В отличие от колядок и овсеней с характерными для них хозяйственными и особенно аграрно-земледельческими мотивами, в виноградьях преобладает свадебная и брачно-семейная тематика. Каждой группе виноградий (с точки зрения адресата) соответствовал определенный круг сюжетов.

Тематика наиболее распространенных сюжетов виноградий для девушки соотносится с характерными для этой половозрастной группы занятиями в предбрачный период: вышивание (девица в шатре вышивает платок или ковер; проходящий мимо молодец сообщает ей о своем желании взять ее замуж), "гуляние в саду" (девица идет в сад слушать соловья, который сманивает ее на чужую сторону, к чужим родителям).

Для сюжетов виноградий парням свойственны мотивы одевания и расчесывания волос молодцем, собирающимся в церковь (следуют вопросы к молодцу, кто его породил, вскормил и кудри завил); охоты на птицу (птица просит не губить ее и обещает веселить свадьбу молодца); выранивания перстня молодцем в море (следует просьба к корабельщикам достать перстень; они трижды вытаскивают из моря разной "цены" окуней, которым есть "оценщички" - красна девушка).

Образ перстня, широко распространенный в песенном фольклоре как символ брака, встречается и в виноградьях, адресованных не только парням, но и другим социовозрастным группам. Так в виноградьях молодоженам образ перстня, катающегося в постели между "князем молодым" и "его госпожой" символизирует брачный союз и его цель - рождение ребенка. В виноградьях же женатым семейным, имеющим взрослых детей, образ перстня, а также образ жемчужины, перекатывающихся в постели между хозяином и хозяйкой, символизируют, соответственно, старшего сына и старшую дочь, которым предстоят женитьба и выход замуж.

Виноградья исполнялись не только в рамках обходного обряда колядования, но также на свадьбах и на святочных игрищах молодежи. Это связано с тем, что они адресовались одному и тому же кругу лиц, набор же мотивов, образов и поэтических приемов величаний был хоть и достаточно разработан, но все же устойчив.

Характерными чертами более позднего периода бытования виноградий являлось расширение круга величаемых лиц (дети: мальчик, девочка; сестра с братом, вдова, богатый человек, солдат и под.), а также включение в некоторых местных традициях на русском Севере, Колыме и в Сибири в разряд виноградий былин и исторических песен, отмеченных ярко выраженными величальными мотивами ("Сокол-корабль", "Скопин", "Выкуп Филарета").

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

26 декабря / 8 января
Праздник повивальных бабок и рожениц.


Бабьи Каши


"Бабьи каши" (Собор Пресвятой Богородицы) - праздник повивальных бабок и рожениц, справлявшийся 26 декабря/8 января. Приходившийся на второй день Рождества Христова, этот праздник связывался с народным восприятием образа Богоматери-роженицы. В церквях в этот день совершались службы иконе Богоматери "Помощь в родах".

В Сургутском крае женщины, родившие детей в данном году, и повивальные бабки собирались в церкви и служили молебен перед иконой "Блаженное Чрево", называемой в народе "Чрева-Рождения". После молебна роженицы приглашали повитух к себе в гости, одаривали деньгами и угощали специально приготовленной в этот день кашей. Это ритуальное угощение, изготавливаемое повсеместно у русских, и дало название празднику "бабьи каши". В Курской губ. вечером в этот день к повитухе приходили в гости родители детей, которых она приняла во время родов. В подарок повивальной бабке приносили деньги, водку, пироги или блины и другую еду, которая использовалась для совместного угощения хозяйки и всех пришедших к ней.

Одаривание и общественные трапезы в этот день являлись актом благодарности повитухам от крестьянской общины за всех принятых ими детей. Уважительное отношение к повивальным бабкам, выражаемое, в частности, в день "бабьих каш", основывалось на народных представлениях о том, что между повитухами и детьми, которых они приняли, на всю жизнь устанавливались духовно-родственные отношения. С одной стороны, повивальная бабка несла ответственность за повитого ею ребенка, с другой, - занимала почетное место в ряду родственников этого ребенка в обрядах, относящихся к важнейшим событиям его жизни: во время крестин, свадьбы, проводов в армию (у мальчиков) и под.